Provider of in-depth & balanced analysis on hot issues around the world

Вступление: кульминационные моменты

Война в Украине продолжается уже 19 месяцев и до сих пор не продемонстрировала окончательного дисбаланса сил и средств. Это хорошие новости для Украины, от которой ожидали, что она сдастся в течение нескольких дней, и беспрецедентный позор для России, которая планировала операцию «Крым 2.0». То, что мы наблюдаем сегодня, безусловно, является результатом целого ряда неудач российской разведки, как в части самой разведки, так и в плане оперативного обеспечения. Многое было написано о общих ошибках в управлении разведкой при авторитарном режиме, а также об отрицании Россией современных тактических реалий, такик как краудсорсинг разведданных с открытым исходным кодом (OSINT), но мало кто учитывает общую слабость основных стратегических разведывательных активов. Для России сеть лояльных коллаборационистов, Русская православная церковь (РПЦ) и некоторые продвинутые кибервоенные технологии имели ключевую значимость в подготовке почвы для быстрой капитуляции. Однако все это достигло своей кульминации после первого вторжения в Украину 8 лет назад.

«Кульминация атаки» — это известная военная концепция Клаузевица, описывающая неизбежное равновесие, достигаемое в результате уравновешивающих действий обороняющегося и последующей потери исходного превосходства атакующего. На этом этапе атакующий все еще способен удерживать оборону, но продолжение наступления таким же образом будет означать поражение. В российской доктрине те же законы применяются к тайному полю боя, где кульминация достигается при разоблачении истинных целей, средств и методов. Разведывательные операции, которые не способны адаптироваться к оперативной обстановке и реакциям противника, естественным образом приводят к результатам, обратным стратегическим целям атакующего.

Аннексия Крыма была примером успешного использования тайных средств на пике их стратегического влияния. Операция описывалась как умное адаптирование тактик после того, как Россия была загнана в угол из-за провала первоначальной кампании активных мер в 2013 году. Однако последствия этой операции привели оставшиеся российские активы влияния к кульминации, и это потребовало четкой смены стратегии. Политико-стратегической целью Кремля, начиная с момента объявления Украиной независимости, было подчинение ее воле Москвы. В погоне за этим Москва пыталась внедрить различные марионеточные структуры в украинскую политическую систему, начиная с нелегитимных «народных республик Донбасса» в 2014 году. Восемь лет и два Минских соглашения спустя Кремль так и не смог добиться желаемых результатов и решил распространить марионеточную сеть на центральное правительство Киева. Как и в случае с Крымом, успешная передача власти предполагала быструю (и желательно бескровную) капитуляцию правительства. Таким образом, подготовка к передаче власти по типу Крыма была священной целью российских служб разведки в преддверии вторжения.

Пятое управление Федеральной службы безопасности (ФСБ), ответственное за борьбу с диссидентами в «ближнем зарубежье» России, играло ключевую роль в подготовке Украины к вторжению. Некоторые представители западных служб безопасности даже винят ФСБ в неудачах Главного разведывательного управления Генерального штаба Вооруженных сил (ГРУ) и российской военной разведки, которым пришлось работать с ошибочной базовой информацией относительно потенциала украинского сопротивления. Если добавить к этому устаревшую агентурную сеть России, православные органы власти и кибервоенные технологии, от которых в значительной степени зависел успех нападения, можно понять, что вторжение было обречено на провал с самого начала.

1. Сеть без сотрудничества

Основным секретным активом, необходимым для быстрой оккупации Украины, была надежная российская агентурная сеть на местах, предоставляющая стратегическую разведку и подготавливающая информационные условия, обеспечивающие плавный переход власти. Процесс подготовки почвы для российского захвата начался еще в 1990-е годы, приведя в конечном итоге к конкуренции между российскими спецслужбами за наиболее влиятельное присутствие на местах. По словам ведущего расследователя Bellingcat Христо Грозева, российские службы внутренней безопасности и военная разведка, в частности, соревнуются в создании наиболее влиятельной пятой колонны в Украине. Для достижения этой цели и ФСБ, и ГРУ нацеливались не только на украинских политиков, активистов и сотрудников служб безопасности, но и на судей, журналистов и бывших союзников Януковича.

К 2014 году российские агенты влияния предоставили властям достаточно рычагов, чтобы превратить существующие политические разногласия, слабые институты и коррупцию на высоких уровнях в быструю капитуляцию Крыма и Донбасса. Исследователи Эстонской военной академии назвали систематическое распространение паники и пропаганды диверсионной сетью ключевым фактором, обеспечившим успех России на Донбассе. Это повлекло за собой фейковые новости, в которых говорилось об огромных потерях среди украинцев и ненадежности киевского правительства. В центре подобных информационных операций находились сепаратисты и профессиональные офицеры российской разведки. Такие офицеры, например, приезжали в точки конфликта вместе с «журналистами», специализирующимися на пропаганде, и фабриковали ход событий так, чтобы он выглядел неблагоприятно для украинского сопротивления. Это означало, что к началу физической конфронтации на Донбассе регион был тщательно подготовлен к российской интервенции, и входящим войскам не составило труда убедить украинцев сдавать целые населенные пункты без сопротивления.

За несколько недель до этого аналогичный сценарий разворачивался в Крыму, где сеть коллаборационистов обеспечила глубокое заблуждение и быстрое развитие событий на местах. В самый пик этой беспрецедентной операции появление российских войск без знаков отличия затруднило для украинской контрразведки анализ ситуации и реагирование на нее, не говоря уже о парализующем беспорядке среди местных гражданских масс. Секретная операция прошла гладко благодаря широкому сотрудничеству местной полиции, служб безопасности, политических и криминальных элит, в которые русским удалось проникнуть и подкупить их. Эффективное информационное прикрытие и своевременная разведка, предоставленная сетью коллаборационистов, позволили российским войскам быстро захватить ключевые стратегические позиции на полуострове и, таким образом, обманом подавить сопротивление местных народных масс.

Однако то, чего Кремль, возможно, не понимал в 2022 году, так это то, что основой успеха в Крыму были чрезвычайно благоприятные политические условия и полная новизна выбранного подхода, которую невозможно воспроизвести в других операциях. Таким образом, московская обманная операция с использованием агентурной разведки в Украине достигла своей кульминации в 2014 году. В то время Россия все еще могла достаточно правдоподобно отрицать факты, чтобы избежать прямопропорциональных последствий, но противостоящие силовые структуры стали чересчур фокусироваться на «гибридных» элементах российских наступательных операций, тем самым подразумевая разоблачение секретных методов Кремля. Политтехнолог операции Владислав Сурков подвергся санкциям США сразу после аннексии, несмотря на отчаянные попытки его помощников отрицать его причастность перед западной общественностью. Эксперты расценили неосторожную реакцию Суркова как простой блеф.

Несмотря на явное разоблачение тайной операции, российский план успешной военной интервенции в 2022 году остался неизменным. Как подробно описывает наиболее полный анализ причин неудачи разведки, сеть российских агентов должна была парализовать украинское государство и подготовить украинских чиновников к принятию пророссийского курса; следующим шагом стало бы провоцирование массовых протестов против внезапной неспособности правительства служить интересам украинской нации. Систематическое распространение ложных нарративов о протестах должно было помочь сломить украинское сопротивление и обеспечить моральное оправдание для вторжения. По аналогии с операциями 2014 года агенты Москвы на местах должны были поддерживать пророссийские настроения на спорных территориях до тех пор, пока российские войска не заняли бы критически важные стратегические позиции. Основной целью сети ГРУ на местах было обеспечение физического прохода российских войск и членов запланированного ФСБ марионеточного правительства. Принципальную роль в этом должен был сыграть один из ключевых агентов ГРУ и член украинского парламента Андрей Деркач, завербованный в 2016 году. К моменту вторжения Деркач и его помощник Игорь Колесников стали центром всей сети.

Однако на завершающем этапе подготовки и на начальных активных этапах вторжения произошло несколько сбоев, указывающих на преждевременный кризис.

 Первой неудачей стало введение в 2020 году санкций против Андрея Деркача за его вмешательство в президентские выборы в США в 2016 году. Помимо провоцирования массовых протестов и введения в заблуждение украинской контрразведки, Деркачу предстояло играть ключевую роль в распространении дезинформации о рисках, связанных с украинской атомной энергетикой – однако все это не смогло воплотиться в жизнь из-за его попадания в черный список. Полное разоблачение запланированных Россией психологических операций стало очевидным за недели до начала вторжения, когда Великобритания и США стратегически рассекретили всеобъемлющие разведданные о планах Москвы по политической дестабилизации Украины. Примечательно, что Служба безопасности Украины (СБУ), судя по всему, была осведомлена о сети Деркача – и якобы нейтрализовала ее в начале вторжения, задержав Колесникова, которого определили как основного управляющего финансами.

 Вторая неудача частично стала следствием из первой. Подобное публичное и приписанное разоблачение российских психологических операций дало преимущество украинскому нарративу и мобилизовало решительный международный альянс (хотя украинские чиновники изначально вообще отрицали возможность российского нападения). Более того, столкнувшись с российской агрессией общественное мнение внутри страны единогласно выступило за вступление в ЕС и НАТО. Это стоило бы рассматривать как явный признак того, что отсутствие сплоченности общества и международной поддержки больше не является уязвимостью, которую можно использовать в своих целях. В отличие от 2014–2015 годов были признаки, что Запад вмешается. Тем не менее ФСБ предпочла провести свои собственные опросы, под руководством бывшего соратника Януковича, ответственного за спящих агентов, а затем интерпретировала цифры в пользу вооруженного вмешательства. Как поясняют исследователи RUSI, вторжение, вероятно, было основано на предположении, что те институты, к которым население проявляло наибольшее доверие, а именно армия и организации гражданского общества, также могут быть легко нейтрализованы российской сетью на местах в Украине. Таким образом успех на поле боя на начальных этапах вторжения зависел от использования подобных тактик влияния и диверсий, как и в 2014 году. В противоположность предыдущему опыту вторгшиеся войска вместо этого обнаружили, что местное население на спорных территориях оказывает содействие украинским спецслужбам, саботируя российские позиции. Следовательно, придерживаться методов 2014 для агентской сети 2022 года года оказалось контрпродуктивно.

 Это привело к третьей неудаче: сомнительной верности российских младших агентов и информаторов в Украине. Сильные стороны ФСБ на украинском театре военных действий заключались в значительном расширении деятельности и создании «кураторской системы», в соответствии с которой более 120 кураторов ФСБ могли управлять примерно 5–10 агентами. Это предполагало переход от сосредоточения усилий исключительно на чиновниках высшего ранга в 2014 году к практически всем, кто связан с влиятельными лицами, вплоть до их обслуживающего персонала, в 2022 году. Ключевой характеристикой такого подхода было то, что агенты набирались на гибкой, временной и проектной основе, что иногда не соответствовало их профессиям и, следовательно, влияло на качество и лояльность. По словам генерал-майора СБУ в запасе Виктора Ягуна, расширенная разведывательная сеть России в Украине была коррумпирована своей собственной структурой. Поскольку агенты запутались в «круге ответственности», прикрывая и улучшая свои собственные результаты, разведданные, доходящие до лиц, принимающих решения наверху, были адаптированы так, чтобы поддерживать иллюзию легкой победы России. Статус любимой службы Путина, заработанный успехами 2014 года, также способствовал углублению патримониализма внутри самой сети кураторов, у которых залогом продвижения по карьерной лестнице было подтверждение заранее определенной политики Кремля. ГРУ столкнулось с той же проблемой: большинство завербованных ими агентов влияния не сотрудничали непосредственно с кураторами после «Дня Икс», что может указывать на то, что они, возможно, никогда и не поддерживали операцию такого рода. В этом контексте Христо Грозев приводит примечательный пример агента СБУ, которого ГРУ пришлось ликвидировать, чтобы сохранить доверие к себе среди других коллаборационистов.

Таким образом, структура и методы работы агентурной сети Кремля в Украине указывают на то, что ожидалось, что она будет вести себя так же, как в 2014 году, то есть обеспечивать подготовку как властей, так и местных сообществ к сдаче без сопротивления. Однако, если сложить воедино все неудачи, складывается четкая картина: к началу вторжения от прекрасно функционирующей когда-то агентурной сети остались только воспоминания.

2. Церковь без веры 

Сеть коллаборационистов была связана с РПЦ - де-факто государственным учреждением, которое, по словам российского религиоведа Сергея Чапнина, «все меньше и меньше напоминает церковь в традиционном понимании этого слова». Это, скорее, многофункциональный актив влияния российского государства, который преждевременно достиг кульминации сначала на стратегическом, а затем на операционном уровне.

РПЦ приобрела свою стратегическую значимость благодаря своему особому статусу как формально деполитизированное продолжение руки государства - ее основной функцией с момента империалистических реформ Петра I. Возрождение церкви Сталиным во времена Второй мировой войны и вербовка священников в качестве агентов НКВД создали патримониальную структуру безопасности, которая пережила даже распад СССР. До сих пор нынешний лидер РПЦ, Патриарх Кирилл, продолжает акцентировать внимание на близких отношениях между церковью и государством. Глубокое погружение в ее историю показывает, что с 1992 года публичный дискурс церкви начал прославлять русских солдат, участвовавших в боевых действиях, как святых. Действительно, в контексте войны нет более полезного актива, чем тот, который способен оправдать и поощрить массовую гибель за Родину.

Однако события пошли на спад для РПЦ накануне аннексии Крыма. Утечка электронных писем главного планировщика операции Владислава Суркова показала, что РПЦ провалила свою великую стратегическую миссию еще до начала украинского Евромайдана, сделав аннексию крайней мерой, нежели демонстрацией силы. Это произошло в то время, когда Кремль пытался использовать церковь как инструмент для направления украинских общественных настроений в сторону «Евразии», но после различных пропагандистских кампаний обнаружил, что все православные церкви в Украине формально продолжают поддерживать интеграцию с ЕС.

Не сумев повлиять на общее направление Украины, РПЦ, тем не менее, сохранила значительный социальный авторитет в целевой стране. Опросы ФСБ показали, что перед вторжением церковь все еще была высоко уважаема более чем половиной населения Украины. Глубокое разведывательное внедрение во владения Московского Патриархата позволило церкви оставаться основной организацией для прикрытия российских операций с 1990-х годов. Влияние РПЦ было наиболее заметным в украинской внутренней политике, где ее присутствие обеспечило претензии России на украинскую территорию, посредством культивации «религиозно-национальной» политической фракции и продвижения нарратива о неотъемлемом религиозном единстве между двумя народами. Опирающаяся на этот неоспоримый институциональный авторитет, настоящая ценность РПЦ заключалась в том, чтобы Кремль мог поддерживать избранное пророссийское представительство в Верховной Раде Украины на протяжении нескольких избирательных циклов.

То, что осталось от стратегического влияния РПЦ на политические и религиозные секторы Украины, достигло своего пика непосредственно перед началом конфликта в 2014 году. Кульминационный момент был достигнут с аннексией Крыма, когда церковь впервые оказалась под огнем. Тем не менее, ей удалось избежать обвинений и отделить себя от происходящего, изображая российскую интервенцию как религиозный спор в контексте «украинской гражданской войны». Поскольку никаких творческих адаптаций к данной стратегии не последовало, растущее общественное сомнение в лояльности РПЦ после аннексии повлияло на ее влияние, в конечном итоге приведя к официальному отделению украинской церкви от Московского Патриархата в 2019 году. Это нанесло смертельный удар РПЦ, поскольку основной причиной ее существования был миф об «единой православной нации», используемый для поддержания контроля над Украиной. Таким образом до оккупации Крыма центральный стратегический нарратив РПЦ просто не смог оказать никакого влияния, а после аннексии был окончательно уничтожен. 

Помимо политических стратегий РПЦ также играла оперативную роль в захвате Украины. В боях 2014 года, к примеру, священники были замечены в боевых действиях среди отделений сепаратистов на Донбассе и использовали пыточные камеры на территории религиозных учреждений. Военизированные формирования с ярко выраженной православной идентичностью внесли значительный вклад в действия сепаратистов на войне, особенно благодаря участию местных «казачьих» частей, знакомых с местностью.

В продолжающейся войне Эстонская внешняя разведка признала предоставление РПЦ многофункциональных укрытий важной составной частью российской сети на местах. И, что еще более важно, ассоциированные с РПЦ лица предоставляли самую ценную агентурную разведку по сравнению с иными сетями, проявившими себя менее эффективно. Естественно, особенный статус церкви как религиозного учреждения, с полномочиями противостоять Кремлю, предоставляет ей наиболее благоприятное положение для проведения анализа социальных сетей и сбора общего представления о ситуации. Христо Грозев также признает, что церковные лица составляют пул надежных пророссийских «шпионов и артиллеристов», которые оказывают помощь в реальном ведении боевых действий. Продолжая усилия 2014 года, священники РПЦ снова оказались в числе наиболее важных местных агентов, пропагандирующих оккупантов и докладывающих российским оккупационным силам о нонконформистах.

Обязанности РПЦ по оперативному управлению сообществом достигли максимума на начальных этапах оккупации в 2022 году, что привело к потере возможности правдоподобного отрицания ее причастности. После отделения Украинской православной церкви во времена президентства Порошенко позиции РПЦ начали ухудшаться, а масштаб злонамеренных российских сетей и встроенных в них средств влияния сократился. Тем не менее, до вторжения она пользовалась относительным иммунитетом из-за политических опасений украинского правительства ограничить религиозную свободу и оскорбить оставшихся украинских патриотов среди последователей РПЦ. Однако раскрытие масштабов российских военных преступлений во время украинского контрнаступления не оставило РПЦ возможностей для отрицания и привело к систематическим нападкам на церковь и ассоциированных с нею лиц. Именно в этот момент поддержание РПЦ в качестве оперативного актива стало контпродуктивным. Украинская контрразведка вскоре конфисковала ее физическое имущество и удостоверилась в том, чтобы раскрыть все подозрительные находки в СМИ. Статистика показывает, что большинство верующих в результате начали воспринимать русских православных священников прежде всего как агентов разведки; произошел тектонический сдвиг в формальной преданности Украинской православной церкви, что в конечном итоге нанесло решающий удар по легитимности РПЦ в Украине.

3. Нападение без рычагов воздействия

Последним активом, имевшим решающее значение для формирования настроений на местах и дополнения российских военных ударов, были спонсируемые государством кибератаки на критически важную инфраструктуру Украины. Подразделение ГРУ под названием «Песчаный червь» было основным исполнителем данной задачи с самого начала войны на Украине. После взлома различных новостных и государственных веб-сайтов для распространения дезинформации и поощрения населения сдаваться оккупационным властям, киберстратегия ГРУ достигла кульминации с масштабной атакой на критически важную инфраструктуру Украины в декабре 2015 года, в результате чего тысячи граждан остались без электроэнергии на длительный период. Это была еще одна классическая попытка подорвать доверие общества к способности Украины противостоять агрессии и обеспечивать своих граждан. Для внешних наблюдателей атака «Песчаного червя» стала одновременно и эскалацией предыдущих разрушительных инцидентов, и первым успешным саботажем энергетической инфраструктуры государства в результате тайной киберкампании. Запад, признавая высокую сложность и систематическую природу этой кампании, был поражен техническими возможностями России и опасался, что Москва потенциально способна подорвать Украину изнутри. Этот зловещий прецедент продемонстрировал многим заинтересованным сторонам и государствам-наблюдателям необходимость обеспечения безопасности своих энергосетей от враждебных иностранных государств.

Атака 2015 года стала кульминацией для «Песчаного червя: Украина серьезно пострадала, но быстро восстановилась в условиях международного внимания. ГРУ удалось атаковать цель в уязвимое место крайне неожиданным образом, при этом изначально сохраняя возможность для отрицания, достаточно убедительную, чтобы избежать юридических последствий. Теоретически, на этом этапе отступление или изменение стратегии было оправдано, чтобы избежать выгорания. Однако ГРУ подошла к нападению скорее как к разведке боем – то есть как к подтипу рефлексивного контроля, направленному на получение разведданных о возможностях цели и ответных действиях путем атаки. Увидев неспособность Украины сопротивляться или реагировать на подобные инциденты, «Песчаный червь» стал периодически проводить подобные атаки в последующие годы. Продолжение киберкампании без каких-либо изменений стало контпродуктивным, когда в игру на стороне Украины вступили частные компании и другие внешние организации. К 2022 году высококвалифицированные частные исполнители, такие как Microsoft, уже предварительно вмешались и предложили Украине помощь в режиме реального времени в реагировании на российские кибератаки на протяжении всего вторжения. Аналогичным образом, коммуникационные технологии Starlink не только помешали попыткам России нарушить управление и контроль в Украине, но также стали спасательным кругом для гражданского сопротивления. Открыто бросая вызов целям российской киберкампании, пожертвованные западные технологии обеспечили Украине современные средства сбора разведданных и возможности огневой поддержки для украинских вооруженных сил.

Смена ролей стала очевидна после двух основных событий.

 Первое событие произошло на начальных стадиях вторжения, когда «Песчаный червь» запустил масштабные атаки на критически важную цифровую инфраструктуру Украины, включая компанию Viasat, провайдера военных коммуникационных услуг. Действуя по старому сценарию, цель атаки состояла в том, чтобы подорвать политическую волю Украины и собрать разведданные на всех уровнях. Несмотря на последующие значительные тактические сложности, атака не смогла повлиять на общественный и военный дух Украины, как планировалось. Напротив, ВСУ удалось использовать общественность для получения разведданных, дополнительно укрепив устойчивость общества.

 Второе событие связано с тем, что «Песчаный червь», успокоенный опытом 2015 года, предпринял еще одну амбициозную кибератаку на Запорожскую АЭС спустя несколько месяцев после начала вторжения с целью оставить миллионы людей без электроэнергии. Однако на этот раз помощь, предоставленная частными спонсорами Украины, позволила полностью отразить фатальную атаку и любые ее последствия. Кроме того, сходство используемого программного обеспечения с атакой 2015 года также способствовало более быстрой нейтрализации кибероружия.

Российские силы вновь не учли, что устойчивость цифровой инфраструктуры Украины значительно повысилась после того, как она извлекла урок из первой неожиданной атаки. Украинская сторона же, напротив, продемонстрировала понимание методов действия ГРУ и добилась молчаливого превосходства на поле боя, воспользовавшись первоначальным разоблачением «Песчаного червя».

Заключение: общий знаменатель

Существует один общий знаменатель между Андреем Деркачем, руководством РПЦ и «Песчаным червем»: все они были продуктами с полки секретных операций Кремля, срок годности которых истек почти десять лет назад (хотя они до сих пор часто упоминаются для описания тайной стратегии России по принуждению Украины к быстрой капитуляции). То, что началось как крайне успешное использование секретных активов для поддержки территориальных завоеваний и политических уступок в 2014 году, завершилось полным стратегическим провалом, которым стало вторжение 2022 года.

Один из способов объяснить подобные результаты - преждевременная кульминация трех этих стратегических активов. После успешной аннексии Крыма и дестабилизации Донбасса, ФСБ расширила свою деятельность в Украине, но не осознала, что лояльность и общественные настроения, восторжествовавшие в 2014 году, не станут опцией по умолчанию в 2022 году. Усилия ГРУ против Украины были раскрыты как на местах, так и в киберпространстве, что помогло Украине получить внешнюю поддержку и повысить устойчивость к двум типам подрывной деятельности. Тем временем ФСБ и ГРУ также сильно полагались на РПЦ, которая постепенно теряла все рычаги влияния в Украине после раскола 2019 года и разоблачения ее непосредственного участия в конфликте 2022 года.

С одной стороны, данный поворот событий подразумевает, что российские инструменты и теории гибридной войны могут оказаться не такими сложными и эффективными, как этого опасались после аннексии Крыма. Но обратная сторона этой монеты означает, что нынешняя война будет более полагаться на российскую биомассу и силовые методы, особенно теперь, когда активы влияния и невоенные подрывные методы исчерпаны. С другой стороны, наше понимание действий России в этом отношении может быть несколько предвзятым, поскольку мы по определению способны анализировать только неудачи разведки, а не ее достижения.

Еще один аспект, который следует учитывать, — это продолжающиеся разоблачения успешного вмешательства России в демократические политические процессы за рубежом, что позволяет предположить, что некоторые тайные активы России за пределами Украины могли еще не достичь своей кульминации. Основные вопросы заключаются в том, учится ли Кремль на своих стратегических провалах в Украине, а также станет ли он более открытым для необходимых структурных улучшений.