Provider of in-depth & balanced analysis on hot issues around the world

Принято считать, что международный порядок – это не результат конкретных соглашений, а продукт общего понимания того, что можно или нельзя делать в отношениях между государствами. Также принято мнение о необходимости для всех значимых держав иметь сравнительно общие представления о том, почему они признают право друг друга на существование и не вмешиваются во внутренние дела. Об этом, в частности, много писал покойный Генри Киссинджер, идеи которого считались эталоном геостратегического мышления не только на Западе, но и у нас. Однако наступающие времена, судя по всему, потребуют более творческого отношения к устоявшимся взглядам на то, как государства могут гарантировать друг другу уважение базовых интересов и ценностей. Ведь именно покушение на них всегда становится причиной конфликта, в чем мы убеждаемся на примере текущего военно-политического противостояния в Европе. В своем выступлении на Совете Безопасности ООН министр иностранных дел России Сергей Лавров подчеркнул, что любое соглашение с Западом по поводу европейской безопасности должно будет содержать «предохранители от нечистоплотных интерпретаций». Представить то, как конкретно могут такие предохранители выглядеть в физическом выражении, сейчас довольно сложно, хотя у дипломатов наверняка уже есть на эту тему идеи. Можно предположить, в чем должна быть природа таких механизмов. Понятно, против каких негативных проявлений поведения Запада они должны быть направлены. В первую очередь – это его стремление постоянно создавать угрозы остальным, как центральная часть глобальной дипломатической игры. Стало быть, необходимо ограничить физическую возможность создавать такие угрозы. Предохранители в данном случае – это технические способы обеспечить ситуацию, когда государство (или блок) не может изменить свое поведение на враждебное или воспользоваться недосказанностью в своих эгоистических интересах. Именно не может. Поскольку «не хочет» уже не работает после того, как в НАТО вступила, например, Финляндия. Да и сам альянс просто растоптал все формальные и неформальные принципы, на которых пытались построить систему безопасности в Европе после холодной войны. Мы видим, что ни одно соглашение, заключенное тогда, не работает. США в одностороннем порядке вышли из основных договоров, на которых была основана «жесткая» рамка европейской безопасности. Расширение НАТО на восток, по сути – расширение территориальной базы военного присутствия американцев в Европе – сделало бессмысленными все договоренности в области обычных вооружений. Так что придумать новую юридическую основу для мира в Европе – это задача совершенно не тривиальная. И остается положиться на признанное мастерство российской дипломатии. Всеобщий порядок, который будет устраивать всех, сейчас маловероятен. Он и раньше был всегда относительным. Однако в позапрошлом веке существовало хотя бы общее представление ведущих держав о том, на каких принципах должен быть основан внутренний порядок в каждой из них. Сейчас сложно думать, что страны Запада согласятся признать за Россией, Китаем или другими государствами право на то, чтобы определять свою жизнь. Во-первых, любой порядок в области безопасности будет неизбежно носить технический характер, а не основываться на общем понимании вызовов и угроз. Это значит, что в нем будет мало места принципам и много – конкретным параметрам того, как Запад не сможет угрожать основным российским интересам. В предложениях России конца 2021 года уже содержалось достаточно большое количество таких особенностей работающей системы европейской безопасности. Видимо, к ним предстоит вернуться после того, как США окажутся готовы сесть за стол серьезных переговоров. Многое тут будет зависеть от того, насколько скоро в самой Америке возобладает понимание невозможности и далее вести безответственную политику. Сейчас по меньшей мере тревога за будущее своей страны звучит в заявлениях некоторых американских политиков. Увидим, насколько сможет воплотиться в конкретные решения их понимание того, что причины трудностей США связаны с внутренним положением. Во-вторых, сложно представить, что в будущих соглашениях окажется место такому понятию, как доверие. Оно, к сожалению, недоступно всем без исключения политическим системам. Мы сами видим, как американцы открыто заявляют, что любая новая администрация может легко пересмотреть договоренности, достигнутые предыдущей. Преемственность политики исчезает на Западе – а это всегда было основой стабильных дипломатических отношений. Тем более что современный мир вообще исключительно многообразен. Доверие возможно – как в отношениях России и Китая – в ситуациях, когда обе стороны разделяют общее понимание основных угроз. У России и Запада такого общего понимания быть сейчас не может. Просто потому, что для США и их сателлитов угрозу представляет собой весь окружающий мир. И до тех пор, пока западники не смогут приспособиться к новой международной реальности, серьезно относиться к их словам будет достаточно сложно. Поэтому доверие в вопросах европейской безопасности должно основываться на физической невозможности для Запада нарушить любые договоренности. А в том, что желание это сделать там будет периодически возникать, никто в России не сомневается. В-третьих, правовая основа европейской безопасности станет, весьма вероятно, более широкой. Обстановка в Европе уже давно перестала быть делом самих европейцев. Тем более что здесь непосредственно соприкасаются позиции двух держав, обладающих самыми масштабными в мире запасами ядерных вооружений – России и США. Их опосредованное соседство – забота всего мира и имеет мало отношения к делам Европы как таковой. Неслучайно сейчас самые адекватные предложения по поводу прекращения вооруженного противостояния на Украине исходят от Китая, Индии, Бразилии или даже стран Африки. Европейцы, в свою очередь, не готовы вообще предложить ничего, что отражало бы объективную реальность. Они просто плывут по течению. Другими словами, безопасность в Европе – это одновременно локальная и глобальная проблема. Гарантировать то, как Запад будет соблюдать свои вероятные обязательства, должно уже само широкое международное сообщество. И, наконец, собственно технические аспекты могли бы включать в себя вещи, недостаточно ранее распространенные в международной практике. Например, полную или почти полную демилитаризацию отдельных территорий и целых государств. К сожалению, практика последних 30 лет показала, что далеко не все государства могут нести такое тяжелое бремя, как право самостоятельно определять параметры своей оборонной политики. Прибалтийские республики бывшего СССР, Финляндия или та же несчастная Украина могли жить вполне счастливо в том случае, если бы их политические элиты не имели соблазна использовать конфликт с Россией для удержания власти при любых экономических трудностях. Тогда им пришлось бы, наверное, лучше работать над внутренним развитием, вписываться в мировую экономику, а не превращаться в очаги нестабильности. Иначе говоря, страны, которые не могут играть самостоятельную роль в определении региональной безопасности, должны быть избавлены от физической возможности создавать для нее проблемы. Возможно, такой опыт получит в будущем большее распространение. Хотя бы потому, что слишком велик риск превращения суверенных государств в плацдармы для противоборства великих держав. Основные технические и правовые параметры системы европейской безопасности еще предстоит придумать дипломатам и согласовать между собой политикам. Однако уже сейчас понятно на горьком опыте, что оставлять положение здесь в состоянии неопределенности далее невозможно – оно слишком угрожает всеобщему миру и выживанию.