Provider of in-depth & balanced analysis on hot issues around the world

Read in English	한국어로 읽기	Leer en español
Gap
In Deutsch lesen	اقرأ بالعربية	Lire en français

​Эскалация белуджского восстания бросает вызов властям Пакистана, поскольку координация боевиков растет, государственный репрессии углубляют региональную нестабильность. 

Восстание в Белуджистане становится все более зловещим и продолжается вот уже несколько лет. Однако, серьезность ситуации в крупнейшей провинции Пакистана не получила должного внимания в запутанной системе власти Исламабада. В столице Пакистана, единственное, что имело значение, это контроль и манипулирование институтами государства для обеспечения выживания гибридного режима, контролируемого военной хунтой во главе с генералом Сайедом Асимом Муниром и формально предоставленным премьер-министром Шахбазом Шарифом. Пожары в Белуджистане, Хайбер-Пахтунхве, Синде и Пакистанской части Кашмира (ПЧК) получили лишь поверхностное обсуждение в СМИ. Общественный дискурс преимущественно вращался вокруг Имрана Хана и его испытаний и невзгод в тюрьме, а также махинаций режима в противодействии его повествованию и его популярности. 

В конце прошлого месяца, после выступления Маулана Фазлур Рехмана в Национальном собрании, где он сказал, что “пять-семь кругов в Белуджистане в состоянии объявить о независимости” и “ООН признает их на следующий день”, народ Пакистана и другие люди начали обращать внимание на резко ухудшающуюся ситуацию с безопасностью в провинции. Хотя Маулана, возможно, переборщил с признанием ООН декларации независимости в Белуджистане, у него есть уши и глаза в провинции, и он очень хорошо понимает насколько все плохо. После Маулана, лидер оппозиции в Национальном Собрании, Омар Аюб, сказал, что пакистанское государство практически перестало существовать более чем в полудюжине округов Белуджистана. По словам Аюба, в этих районах больше не развивается флаг Пакистана. 

Тем не менее, не только политические лидеры, выступающие против гибридного режима, предупреждали о тревожной ситуации в Белуджистане. Один из ближайших советников премьер-министра Шарифа – Рана Саулла, предупредил, что вооруженные группы могут спуститься с гор и захватить контроль над Белуджистаном. После первоначальной попытки отрицать тот факт, что в провинции все выходит из-под контроля, главный министр Сарфраз Бугти, наконец, признал, что ситуация стала тревожной. Тем не менее, повстанцы не могли удержать какую-либо область дольше нескольких часов. Однако, то, что повстанцы могли наносить удары по своему усмотрению и захватывать контроль над ключевыми шоссе и небольшими городами даже на несколько часов, вряд ли могло оставить равнодушным хоть одного администратора. Во всяком случае, растущая частота таких громких и резонансных атак белуджских повстанцев полностью подорвала авторитет государства. Что еще хуже – они породили такую степень неопределенности, что поставили крест на амбициозных планах по привлечению иностранных инвестиций в инфраструктурные и горнодобывающие проекты. 

Именно на этом фоне возникла организация “Бало́ч Рааджи Ааджои Сангар” (БРАС), это объединенная структура, включающая в себя четыре вооруженные повстанческие группировки: Армию освобождения Белуджистана (АОБ), Фронт освобождения Белуджистана (ФОБ), Республиканскую гвардию Белуджистана (РГБ) и Революционную армию Синдудеша (РАС) – объявила о создании Национальной армии Белуджистана с единой командной структурой и сменой стратегии: от разрозненных операций к организованной, скоординированной и решающей силе. БРАС объявила о своём намерении усилить войну как против Пакистана, так и его главного союзника — Китая, повысив смертоносность своих партизанских атак. Чтобы нанести удар по наиболее уязвимым точкам Пакистана и Китая, БРАС решила «усилить блокаду всех важных шоссе Белуджистана с целью дестабилизировать логистические, экономические и военные интересы оккупационного государства. 

Через несколько дней после того, как БРАС объявила об активизации своих операций, партизаны напали на стратегическое Прибрежное шоссе и подожгли шесть бензовозов и полицейских машин. Кроме того, внезапно возросло количество самодельных взрывных устройств (СВУ) и нападений террористов-смертников на пакистанские силы безопасности и белуджских коллаборационистов. Особенно примечательна обширность географии, в которой происходили эти нападения: теракт в городе Калат, взрыв СВУ в Кветте, еще одно СВУ в Хуздаре нацеленное на вождя племени, поддерживающего режим, целенаправленное убийство двух священнослужителей в Зехри - том самом городе, который в январе прошлого года на несколько часов захватили около 100 повстанцев. По данным портала South Asia Terrorism Portal, только за первые девять недель 2025 года произошло 70 инцидентов, в которых погибло около 135 сотрудников пакистанских сил безопасности против 66 повстанцев/экстремистов - соотношение 2:1, что говорит о масштабах проблемы. 

Некоторые из таких нападений повстанцев нанесли серьезный урон по людям и материальным средствам пакистанских сил безопасности. В начале февраля повстанцы устроили засаду на фургон с военнослужащими, убив 17 пакистанских солдат в районе Калат. Две недели спустя, в результате нападения на контрольно-пропускной пункт пакистанской армии и автоколонну в районе Манд, были убиты еще 17 пакистанских солдат. Повстанцы также напали на автобус с рабочими шахты в Харнае, убив 11 человек. Хотя пакистанские СМИ охарактеризовали это как вымогательство со стороны повстанцев, на деле речь шла о нападении на экономический объект, который, по мнению самих боевиков, представляет собой законную цель. Повстанцы рассматривают эксплуатацию природных ресурсов Белуджистана Пенджабом как несправедливость и основу для сопротивления. В аналогичном ключе воспринимаются и нападения на пенджабских бизнесменов и поселенцев, которых белуджи считают шпионами и коллаборационистами — эти действия также вписываются в стратегию белуджского вооружённого сопротивления пакистанскому государству. 

Возможно, самым разрушительным стало нападение, совершённое в августе 2024 года, когда белуджские повстанцы начали операцию «Херо́ф», в ходе которой были проведены скоординированные атаки по всей территории провинции. Только в 2024 году повстанческие группировки совершили более 900 нападений, большая часть которых пришлась на Армию освобождения Белуджистана (АОБ), Фронт освобождения Белуджистана (ФОБ) и группировки, действующие под флагом БРАС. За исключением районов на севере Белуджистана, населённых пуштунами, белуджские повстанцы активны во всех округах провинции. Это свидетельствует о качественном изменении по сравнению с предыдущими восстаниями, когда боевые действия были ограничены несколькими районами и племенами. Сейчас движение охватывает весь Белуджистан и преодолевает племенные, языковые и гендерные границы. 

Хотя белуджские повстанцы значительно повысили уровень своей активности — не только по степени жестокости и интенсивности, но и по организационной способности, — пакистанское государство (по сути — армия Пакистана) так и не смогло адаптироваться для эффективного ответа. В ход снова идёт старый, десятилетиями не менявшийся сценарий: усиление репрессий, подкупы племенных вождей, взятки влиятельным политикам, запугивание населения, подавление инакомыслия, жёсткий контроль над СМИ, назначение марионеток и пособников в качестве "демократических" лидеров провинции. Однако такая стратегия оказывается всё более контрпродуктивной: чем сильнее армия усиливает репрессивное управление, тем больше отчуждение белуджского населения и тем активнее пополняются ряды повстанцев — в том числе за счёт женщин и молодых представителей образованного среднего класса. 

Осознав, что проигрывает войну нарративов, пакистанская армия отреагировала предсказуемо. Она начала проводить рейды в университетах и похищать студентов Белуджистана, удерживая их под стражей без законных оснований, а в некоторых случаях — убивая и выбрасывая тела на обочины дорог или в отдалённых районах. Только за первые недели текущего календарного года исчезнувшими были признаны более 250 студентов. 

Проблема исчезновений студентов лишь усилила отвращение и иотчужденность к пакистанскому государству, по сути, став одной из ключевых основ, вокруг которой мобилизуется общественное мнение в Белуджистане. Помимо жестких репрессий, развернутых в регионе, пакистанская армия пытается восполнить свое отставание в сфере информационного поля, прибегая к устаревшим и малоэффективным методам. 

Так, например, власти регулярно демонстрируют “сдавшегося боевика”, который повторяет стандартный наратив: обвиняет командиров в корыстных мотивах, утверждает, что финансирование поступает из Индии, и заявляет, что его деятельность была напрвалена против интересов белуджского народа. Пакистанские СМИ активно транслируют подобные заявления, стремясь усилить их эффект. Однако в них, по сути, никто не верит – разве что часть аудитории в Пенджабе воспринимает эти посылы всерьез. Аналогично, преувеличенные и зачастую откровенно вымышленные заявления пакистанской армии об “успешных” операциях, будь то отражение нападения или рейды на укрытия повстанцев, не производят впечатления. Как правило, армия просто придумывает условное количество ликвидированных боевиков, чтобы продемонстрировать, что борьба ведется активно и решительно. 

Заявления БРАС о реструктуризации своей организации и активизации операций, ясно дает понять: повстанцы считают, что борьба в Белуджистане перешла в решающую фазу. Политикой занимаются молодые лидеры Совета белуджского единства, включая несокрушимого Махранга Белуджа и Сами Дин Белуджа, а также других членов, возглавляющих массовые протесты по всей провинции. Члены законодательного собрания и “избранного” правительства провинции превратились в политических карликов, обладающих властью лишь потому, что были навязаны народу Белуджистана пакистанской армией. Политические и демократические процессы в Белуджистане утратили свою значимость, поскольку были полностью скомпрометированы и фальсифицированны армейским вмешательством. Все это лишь усили информационный посыл, продвигаемый сторонниками независимости. 

В военном отношении белуджские повстанцы продемонстрировали свою дальность действия, боеспособность и способность координировать сложные атаки. Несмотря на определенный скептицизм относительного того, чего белуджи могут добиться, учитывая, что они составляют менее5% от 250 миллионного населения Пакситана, сами повстанцы убеждены, что располагают критической массой, необходимой для победы над пакистанским государством. Их численное меньшинство компенсируется тяжелым положением армии Пакистана, вызванным активной талибской деятельность в провинции Хайбер-Пахтунхва и пуштунском поясе Белуджистана, которая истощает ресурсы и ослабляет боеспособность вооруженных сил. 

К этому добавляется резкое узудшение отношений между режимом Талибана в Афганистане и Пакситаном. Талибы, по всей видимости, предоставляют белуджским повстанцам определенное пространство для действий, рассматривая это как рычаг давления на Пакистан, который, по их мнению, взаимодейтсвует с ИГИЛ Вилаят Хорасан, с целью ослабления Исламского Эмирата. Кроме того, обстановка в иранской провинции Систан-Белуджистан создает благоприятные условия для активности ь белуджских повстанцев на территории Пакистана. 

Столкнувшись с дерзостью и ожесточённостью атак, предпринимаемых белуджскими борцами за независимость, а также учитывая, что архаичный подход Пакистана к урегулированию нестабильности в регионе не приносит результатов, у пакистанской армии остаётся крайне ограниченное количество вариантов. Она может продолжить действовать так же, как в течение последних 25 лет с момента начала пятой волны повстанческого движения в Белуджистане — возможно, даже усилить применяемые методы. Однако вряд ли это приведёт к результату. 

Другим сценарием может стать проведение масштабной карательной операции по принципу «выжженной земли». Но управление её политическими, военными и дипломатическими последствиями может обернуться катастрофой. Третьим вариантом могло бы стать стремление к примирению — путь долгий и сложный, который, впрочем, вряд ли достижим для интеллектуально ограниченной панджабской военной элиты Пакистана, поскольку он противоречит укоренившейся колониальной модели контроля, свойственной правящему классу страны. 

Вне зависимости от того, какую стратегию выберет Пакистан, ситуация в Белуджистане в обозримом будущем останется напряжённой. И хотя разговоры о том, что Белуджистан готов «сбросить оковы рабства» (по образному выражению Имрана Хана), могут показаться преждевременными и чрезмерно оптимистичными, этот регион по-прежнему остается висеть тяжёлым узлом на Пакистане — не развязать, не разрубить.